Философия. Литература. Эзотерика. Космос.
Пробуждение очарованной души.
Аннотация:
Само название «Критика»
Критики…» говорит о том, что отрицание отрицания, известное философам как идея,
перманентно поддерживающая развитие цивилизации, действительна в более широком
смысле, то есть работает она не только в надстройках идеологических земного
плана, но и в духовных надпланах. У Булгакова, откуда («Мастер и Маргарита»)
Черт нами взят для данного текста, эта
очень важная фигура подана как фантасмагория. Мы предлагаем увидеть в этой
фантасмагории несколько более реальный оттенок, поскольку мысли, высказанные
им, есть сущая правда, с чем (отрицанием отрицания) соглашались даже
большевики.
К Р
И Т И
К А
«Критики трех доказательств бытия
божьего» И.Канта (смысл которой в
том, что Творец специально во все каноны
и учения закладывает незаметные, на первый взгляд, несуразности, впоследствии критиками вдруг замечаемые,
что и становится основой для частичного или полного разрушения идеи, отработавшей свое)
- Но позвольте вас спросить, как же быть с доказательствами бытия,
доказательствами, коих существует ровно пять? – осведомился иностранец крайне тревожно
(стр.29 «Великий канцлер» М.Булгакова).
Черта
этот вопрос очень беспокоит. Что о нем думают люди, ему не менее важно, чем
важно это богу. Поэтому, в определенной степени, пробуждение человека – забота
общая как той, так и другой стороны.
Вопрос пробуждения человека параллелен
вопросу воскресения Христа: если есть Христос и это может быть доказано, то
всякий логически мыслящий человек, думающий о смысле своей жизни серьезно,
должен вступать на Путь и, согласно имеющейся технологии, воскресать, что
значит, становиться бессмертным.
- Увы, - ответил товарищ Берлиоз, - ни одно из
этих доказательств ничего не стоит. Их давно сдали в архив. В области разума
никаких доказательств бытия Божьего нету
и быть не может.
-
Браво, - вскричал иностранец. – Браво. Вы полностью повторили мысль
старикашки Иммануила по этому поводу. Начисто он разрушил все пять
доказательств, но потом, черт его возьми, словно курам на смех, вылепил
собственного изобретения доказательство.
Казалось бы, очень кстати была
большевикам, разрушителям идеализма, «Критика трех доказательств бытия божьего»
И.Канта. Но самих его работ (источников) в наших ковровских библиотеках я не
нашел. Значит, не очень угодил Кант марксизму-ленинизму?
Да, не очень – именно потому, что, как и сказал Черт у Булгакова, разрушив то,
что подлежало разрушению, Кант на останках разрушенного храма построил новый,
который более соответствовал своему времени.
Соответствовал времени 60-90-х годов восемнадцатого века, когда выходили
кантовские работы «Единственно возможное основание для доказательства бытия
бога» (1763), «Критика чистого разума» (1781), «Критика практического разума»
(1788), «Критика способности суждения» (1790), но уже не соответствовал времени
двадцатого века, когда начинал утверждаться крайний материализм. Говорить о
Канте в период правления Советов в России, как и о религии, можно было сколько
угодно, но – в свете правильного понимания (первичности материи). И вот что мы находим в книге «История
свободомыслия и атеизма в Европе» под редакцией Н.П.Соколовой, изд-во «Мысль»,
М., 1966, стр. 204 на данную тему: «Прежде всего, Кант разрушил все три
«доказательства» бытия божьего, которыми пользовалась богословская метафизика
для этой цели: онтологическое, космогоническое и телеологическое. …Первое из
этих «доказательств», онтологическое, коротко говоря, заключалось в силлогизме:
«Бог есть начало, обладающее всеми мыслимыми совершенствами; бытие есть
совершенство по сравнению с небытием; следовательно, бог существует». Таким
образом, существование бога выводилось из понятия о божьем совершенстве. Кант
еще в работе «Ложное мудрствование в четырех фигурах силлогизма (1762) доказал,
что все действия над понятиями сводятся, в конце концов, к установлению новых
формальных отношений, а по существу не могут прибавить ничего нового
к тому, что дано в посылках силлогизма. Таким образом, один логический
анализ, несмотря на все тонкости логического формализма схоластики, не в силах
доказать существование божества».
Неспециалисту из этого приведенного
абзаца трудно что-либо понять. Прежде всего, надо знать, что такое силлогизм.
Философский словарь (под редакцией И.Т.Фролова, М., Изд-во «Политическая литература», 1980) приводит
такой пример: «Если всякий металл электропроводен и некоторые жидкости –
металлы, то некоторые жидкости электропроводны». То есть на основании двух
посылов, которые, вроде бы, известны как истина, делается вывод. Еще более
упрощено понимание силлогического мышления в анекдоте, который рассказал мне Павел
Г.: Василий Иванович на основании того,
что Анка ест селедку, делает очень далеко идущий вывод, что Анка бэ.
- Это почему? - cпрашивает
Петька.
- Потому что, если ест селедку, то будет пить
воду. А если будет много пить воды, то обязательно захочет в туалет. А если
пойдет в туалет, то значит, что у нее есть этот самый орган – половой. А если
есть орган для этого дела, значит, она – бэ.
Таким образом, под требуемый результат
можно подогнать что угодно, даже противоположное. И очень правильно Кант
называет подобный способ мышления ложным
мудрствованием. В то же время ложным он является для человека восемнадцатого
века, который научился видеть в логической цепи силлогические связи. Человек
2-3-го веков ничего подобного не видел. Вера в Бога у него была в крови.
Поэтому великого труда не требовалось тому, кто хотел доказать существование
Бога. Дух, который подавал это доказательство на Землю, знал, что сегодня люди примут его. Но завтра это доказательство
надо будет опровергнуть, и поэтому в текст закладывается все необходимое для
ниспровержения данного понимания.
Читаем дальше (стр. 205 « Истории свободомыслия…»): «Космогоническое
доказательство от условности и случайности бытия конечных предметов заключает о
существовании абсолютно необходимого верховного существа – бога. Кант
опровергает это схоластическое измышление, указав на то, что при посредстве
категории причинности нельзя выходить за границы мира явлений, заключать от вещей конечных к бесконечной причине, от
вещей условных к безусловному и при этом еще утверждать, что это
безусловное есть реальное существо –
бог».
Космогоническое доказательство предполагает более
развитой ум, но и оно не выдерживает кантовской критики, так как в схему
доказательства заложено изначальное суждение, что бог есть. С таким же успехом
из данного доказательства можно сделать вывод, что Черт управляет миром, что –
управляет миром все, что угодно, что
изначально будет иметь в виду автор, доказывая его существование.
«Столь же
несостоятельно, по Канту, и телеологическое
«доказательство» бытия божьего. Это «доказательство» основывалось на
утверждении всеобщей целесообразности, красоты и совершенства мира, из которых
будто бы следует необходимость признания некоего высшего разума, который не
может быть ничем иным, кроме бога. Как уже упоминалось, этим «доказательством»
широко пользовались деисты разных стран.
Его в своем учении о естественной религии придерживался и Реймарус. «Реймарус в
своем еще не превзойденном сочинении, -
отмечал Кант, имея в виду «Апологию», - изложил эти доказательства со
свойственной ему основательностью и ясностью, чем и приобрел бессмертную
заслугу» (32, стр.285-286). Однако Кант убедительно доказал, что из наблюдений
над природой нельзя сделать никаких заключений о некотором мыслящем начале, то
есть о боге».
Деист Вольтер допускал существование
высшего разума: почему – понятно из вышеприведенной цитаты. Но со свойственной
ему иронией Вольтер высмеивал всякие прямые контакты с богом, называя все это
выдумками религиозных фанатиков. Примерно то же самое говорит Реймарус
(1694-1768), который «подверг суровой критике исторические религии, убедительно
доказывая, что в Библии нет ничего, что не было бы делом рук человеческих.
Претензии иудаизма и христианства на божественное происхождение библейских книг путем откровения – нелепость,
легко доказуемая тем, что самые выдающиеся истолкователи Священного писания,
как и само это писание, постоянно впадают в противоречия. Реймарус считает
главным теоретиком и пропагандистом христианского вероучения апостола Павла,
роль которого в христианстве он сравнивает с ролью Моисея в иудаизме. Он делает
его объктом особенно энергичных и яростных нападок, считая его человеком умным,
гораздо более умным, чем прочие апостолы, но вместе с тем честолюбивым и
властолюбивым, умело использовавшим такие приемы, как лукавство и
притворство» (стр.200).
Откуда было знать Реймарусу, что,
критикуя святого Павла, он прокладывает тропинку к настоящему осмыслению
взаимоотношений понимания устройства Мироздания (веры в бога) во всех временах.
Откуда было знать Вольтеру, что бога он критикует по воле бога же, и,
соответственно, интеллектуальное взросление человечества проистекает из бога же, из его мудрости,
которую не охватить ни одним физическим
умом. И это интеллектуальное взросление обеспечивают и Реймарус, и Кант, и
Лессинг, через которых Творец подает в мир то, что требуется на данный период
времени.
«Лессинг хорошо известен и как блестящий
пропагандист идей веротерпимости, его «Натан Мудрый (1979) и поныне остается
замечательным памятником подобных идей. В основе этого произведения лежит
разработанная еще Боккаччо легенда о трех кольцах, но Лессинг пошел дальше,
объявив, что все три кольца, символизирующие иудаизм, христианство и
магометанство, одинаково поддельны:
«О,
если так, то явно: все вы трое –
Обманщики,
введенные в обман!
И перстни ваши все поддельны, явно
Должно
быть, настоящий был потерян…» (18, стр.280)
Так заявил судья, к которому братья,
обладатели колец, обратились за разрешением
вопроса о том, кто из них является обладателем настоящего, неподдельного,
кольца.
Из этого, казалось бы, следовал тот
единственный вывод, что все религии ложны и что нет и не может быть никакой
истинной религии; но Лессинг как истинно умеренный деист находит такое решение
практически неприемлемым. Отказываясь верить в чудеса, о которых рассказывают
евангелисты, Лессинг считает возможным утверждать, что в свое время эти
рассказы способствовали победе христианства и, следовательно, имели определенный
смысл» (стр.202).
Ай да Лессинг! Совершенно точно определил
место религии в процессе развития человечества. Но – чудеса все-таки были, и
как раз благодаря этим чудесам
утверждались религии, иначе, без чудес,
они вообще не утвердились бы или бы
утвердились совсем не так, как надо. А в конечном итоге, все религии
действительно – это обманные кольца, которые работают до времени. Наступает
время – и Кант разбивает все доказательства существования бога. Кант идет дальше ранних деистов, он разбивает
и телеологическое
доказательство. Молох материализма
требует все новой пищи. И она дается. Но здесь же, в эти же времена,
Творец, в противовес критике тем, кто опровергает откровение как способ
познания, словно в насмешку над ними, дает пример откровения в одном из них,
кто опровергал. Сведенборг Эммануил (1688-1772), «чьи философские труды были
проникнуты поначалу духом рационализма лейбнице-вольфианского толка» вдруг «в
результате нервного потрясения и галлюцинаций впадает в мистику. Объявив себя
«духовидцем», Сведенборг приступает к
аллегорическому комментированию Библии, якобы порученному ему самим Христом»
(Философский словарь).
Мистицизма Сведенборга,
конечно же, не могли принять деисты, потому что перед ними стояла другая
задача. «Мистицизм и оккультизм Сведенборга были подвергнуты критике
Кантом в работе «Грезы духовидца…»
(Философский словарь). Из этого, однако, вовсе не следует, что Кант отрицал
божество, не признавал религиозного значения Библии, был противником религии
вообще. Ко всему этому он относился вполне положительно, но только с
позиций не «чистого разума», а «разума
практического», под которым он понимал, прежде всего, требования морали,
сформулированные им в «категорическом императиве», основном законе «чистого
практического разума»: «Поступай так, чтобы максима твоей воли могла в то же
время иметь силу принципа всеобщего
законодательства» (16, стр.347). В «Критике практического разума» мы читаем:
«…моральный закон через понятие высшего блага как объект и конечную цель
чистого практического разума ведет к религии,
т.е. к познанию всех обязанностей как божественных заповедей…»(16,
стр.463)
С точки зрения морали,
которая, по Канту, должна быть
совершенно автономной, - т.е. независимой от какого-нибудь высшего определяющего
начала вроде индивидуального или общего благополучия, заповедей божества или
метафизического понятия совершенства, - истолковывается и объясняется и бытие
божье и другие догматы христианства при непременном требовании, чтобы все это
было делом веры, а не разума. Бессмертие души, например, трактуется как
«постулат чистого практического разума»: понятие божества истолковывается как
понятие, относящееся не к области реального, физического сущего, а к области
морали, равно как и все богословские атрибуты божества: вечность, всеведение,
всемогущество и т.д.; грехопадение – сознание зла, противостоящего требованиям
морали, а отсюда необходимость
искупления; богословие именуется им этикотеологией, т.е. богословием нравственным;
Библия имеет смысл и значение как средство нравственного назидания, а само
изучение ее не может быть философским, а только доктринальным, т.е. нравственно
поучающим, и т.д. Таким образом, религия, по Канту, есть не область разума, а
сфера чувств, не предмет науки, а дело веры» (стр. 206-207, «История
свободомыслия…»).
Через Канта Творец отделил
веру от разума, тем самым, позволив разуму развиваться свободно. Это было очень
важно в восемнадцатом веке, когда религия приобрела очертания удушливого мешка,
надетого на человека. И в то же время Кант достаточно четко своим
«категорическим императивом» оформил пределы, в коих разум мог
развиваться. То есть – разум не имел права распространяться на ту область, которой
ведает вера. Максиме воли разума ставилось ограничение в виде принципов всеобщего
законодательства, которое в своих нравственных нормах исходило из божественных
заповедей.
Сейчас, при возвращении
человека в дом родной (бога), человек последовательно (от полного неверия в
бога, что достигнуто в «советский» период развития) проходит через те же этапы:
1 – допускает, что существует какая-то высшая сила; 2 – начинает ограничивать
свои было пошедшие вразнос страсти; 3 – начнет понимать необходимость
нейтрализации в себе той мощнейшей силы, которая через корысть правит бал на Земле; 4 – как только интеллект в данном понимании достигает необходимой
величины, открывается мистическое познание бога. Остальное (вернуть сына в дом родной) дело техники.
Читаем дальше Булгакова:
- Доказательство Канта,
- сказал, тонко улыбаясь, образованный
Берлиоз, - также не убедительно, и не
зря Шиллер сказал, что Кантово доказательство пригодно для рабов, - и подумал:
«Но кто же он такой все-таки?»
Берлиоз здесь выступает как идеолог
начинающего свою победную поступь материализма.
Находится
причина дл того, чтобы снять вообще какие-либо ограничения нравственного
порядка: мол, не рабы мы, мы не рабы. К чему приведет это «мы не рабы», люди, в
своем неведении процессов развития, конечно же, не знали. Надо было дать понять
людям, что, какие бы высоконравственные правила для себя ни устанавливали, сами
по себе они есть ничто.
Правила от разума не могут заменить правила (те же самые) от сердца (от
совести, от бога). Если нет совести, никакие нормы, как показала практика, не
спасают человека, равно – и человечество, от разрушения основ.
- Взять бы этого Канта да в Соловки! –
неожиданно бухнул Иван.
- Иван! – удивленно шепнул
Берлиоз.
Ни Иван, ни Берлиоз не понимают,
что это «бухание» не случайно. Бог (в данном случае, через Черта) продолжает
вести человека по тому пути, на котором
человек должен понять свою полную несостоятельность как самостийной личности.
«Но предложение посадить Канта
в Соловки не только не поразило иностранца, но, наоборот, привело в восторг.
- Именно! Именно! – заговорил
он восторженно, - ему там самое место. Говорил я ему: ты чепуху придумал,
Иммануил.
Товарищ Берлиоз вытаращил
глаза на иностранца.
- Но, - продолжал неизвестный,
- посадить его, к сожалению, невозможно по двум причинам: во-первых, он
иностранный подданный, а во-вторых, умер.
- Жаль, - отозвался Иван,
чувствуя, что он почему-то ненавидит иностранца все сильнее и сильнее.
- И мне жаль, - подтвердил
неизвестный….
Черт, а вкупе с ним и Сатана
выступают здесь противниками Канта. Задача Черта ускорить процесс материализации (кристаллизации). Выступая в настоящем аспекте
противником бога, Черт в то же время работает на замысел, в конечном итоге.
Желая отправить Канта в Соловки, Черт находит общий язык с теми, кто
поддерживает ленинскую идею
«освобождения от рабства». Иван Бездомный, конечно же, не знает, что,
отрицая бога напрочь, он не освобождается от рабства, а, наоборот, увязает в
нем еще более, так как ленинский дух, который проводит ленинскую идею на Земле,
есть прямой подчиненный духа Сатаны. Сатана же всей своей сутью, поскольку он
хозяин и главный пастух, не об освобождении баранов печется, а о более
совершенном порабощении, под видом освобождения.
Булгаков в этом диалоге через
Черта соединяет времена, что позволяет
материалистам отнести роман к разряду фантасмагорических, то есть, в
определенной степени, допускаемых, как допускает материалистическое искусство
«фантазию», как допускает Кант религию в качестве доктринерства. Ничем иным на
том этапе развития нельзя было оправдать
легкость прогулки Черта по временам. Сейчас мы практически занимаемся тем же
самым, только имея в виду технологию перемещения от одних воплощений к другим, реально
существующим. Черт – Повелитель межпространств, то есть он мастер перемещений
(компьютерщики знают, что такое мастер и насколько это облегчает дело, если им
занимается мастер). Поэтому, когда мы попадаем в сферу влияния данного мастера,
то не кричим «фу», а привлекаем его в качестве союзника, хотя в других делах мы
с ним воюем как с противником.
Мой путь к богу – 0 1 2 3
4 5 6 7 8 9 10 11
Книга судеб – 1 2 3 4
5 6 7 8 9 10
Летопись Переменных лет – 1 1а 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18